– Вот чёрт!

Приступ ужаса был таким сильным и резким, что сонливости резко поубавилось. Вот только дурнота не прошла. Голова казалась тяжёлой; собственные мысли напоминали вязкую, мутную жидкость. Джек наполовину перекатился, наполовину отполз в сторону, наткнулся на что-то холодное, липкое, твёрдое, а потом рука погрузилась в какое-то месиво, и в нос ударил резкий запах застарелой крови и нечистот.

«Это труп со вспоротым брюхом, – от осознания всё тело словно прошило ударом тока. – И именно на брюхо я опираюсь».

К горлу подкатила тошнота.

Враждебное, опасное движение в темноте Джек не заметил даже, а уловил необъяснимым, потусторонним чутьём – и изо всех сил шарахнулся… А враг наконец сместился, попадая в пятно лунного света, и зрелище это ввергало в обессиливающий, тошнотворный ужас.

Великан и впрямь оказался великаном – здоровенная тварь, в четыре человеческих роста, горбатая, с серой бугристой шкурой. У него был один глаз, выпученный, фасетчатый, как у стрекозы, и всего одна шестипалая рука, доходящая почти до колена. Одежду великан не признавал, и оттого ещё сильнее напоминал дикое животное, а не разумное существо… Вот только уши он старательно заткнул мхом, а на Джека сейчас смотрел с брезгливым недоумением, словно не предполагал, что добыча избежит удара.

…У левой ноги его стояла козочка – красивая белая козочка с золотыми колокольчиками на рогах; колокольчики издавали мелодичный звон, и от этого звука в глазах начинало темнеть.

– Ава? – прошептал Джек. В груди кольнуло от обиды, но в то же время хотелось наорать на самого себя: чуял же, что дело неладно, зачем ввязался-то? – Ава, ты… зачем?

Когда ему чудом удалось уйти от когтей и в третий раз, Ава не выдержала – и перекинулась обратно в человека, сообразив, видимо, что от колокольчиков сейчас толку нет.

– Да загони ты уже его в угол! – заорала она и пнула великана в голень. Тот с неожиданной ловкостью вытащил из ушей мох и уставился на неё сверху вниз. – Фахин! Слышишь? Тут один выход, не суетись, он никуда не денется! Гони его в угол!

– Звон-перезвон? – неожиданно пророкотал он басом, прищурив единственный глаз.

– Не поможет!

Удовлетворившись этим ответом, Фахин-великан снова повернулся к Джеку, уже более спокойный и сосредоточенный, чем поначалу.

«Я влип, – пронеслось в голове. – По-настоящему, смертельно влип».

Больше от отчаяния, чем пытаясь по-настоящему перехитрить великана, Джек метнулся в сторону, огибая его по широкой дуге. Ноги проскальзывали на костях; нёбо онемело от запаха мертвечины, а в карманах издевательски звякало золото.

– Да что я тебе сделал-то! – само сорвалось с языка. – Ава! Я думал, мы, ну… заодно! Я же тебя спас!

Великан замахнулся; Ава нервно хохотнула, стиснув кулаки:

– Спас? Ты совсем идиот? Правда думал, что я не могла выпутаться из обычной верёвочной петли, притом что копытом высекаю огонь?

Нога проскользнула на чьём-то черепе.

Джек ощутил, как накатывает отчаяние: сил оставалось всё меньше, а великан наоборот уже приноровился к его рывкам и стал атаковать точнее.

– Чего тебе от меня надо?

– Я хочу выжить, – ответила Ава, как плюнула. Очки у неё перекосились, а лицо было страшно бледным, одновременно перепуганным и злым. Но единственный отходной путь из пещеры она перегораживала весьма недвусмысленно, а память услужливо подкидывала образ, как огромный наёмник примерзает к полу от одного удара копытцем. – Мне нужен твой плащ и… и всё, что дал тебе лисий колдун!

При одной мысли, что плащ придётся отдать, стало дурно – как если бы Джеку предложили снять с себя заживо кожу.

– Сыр и хлеб я и так тебе отдал! А остальное, прости, не могу! – крикнул он и пригнулся, уклоняясь от удара когтями. – Правда не могу! Может… может, договоримся?

– Ты не поймёшь. Тебе надавали подарков, а я… а меня превратили в чудовище, – Ава сжала кулаки. – Я… да что ты понимаешь! У меня растут рога, от меня воняет, и всё, чего во мне осталось прежнего, это мозги!

«Ну да, конечно! – мысленно взвыл Джек. – Тогда как же ты не поймёшь своими умными мозгами, что жрать людей нехорошо?»

Он отвлёкся всего на мгновение, а великан взревел и снова замахнулся чудовищной когтистой рукой.

…и на сей раз сцапал Джека.

Когда великаньи пальцы сомкнулись у него на пояснице, то на мгновение показалось, что спина вот-вот переломится. Промелькнул пол, потолок, стены, из карманов посыпались монеты.

– Плащ! – заорала Ава. – Не повреди плащ, мы же договорились: тебе еда, мне всё остальное!

Хватка чуть ослабела – так, что получилось вдохнуть, но легче от этого не стало. От смеси трупного запаха и зловонного дыхания великана у Джека засвербело в носу. Тело само по себе выгнулось, рефлекторно, против воли, а потом он поморщился…

И чихнул.

Или, верней сказать, вычихнул огонь – прямо в раззявленную пасть, прямо в фасетчатый глаз, широкой и жаркой волной.

От рёва стены содрогнулись.

«Э-э, получилось? Так этот, как его, Эйлахан не пошутил?»

Джек страшно удивился, но Фахин-великан удивился ещё больше – и разжал пальцы.

Только на секунду, но больше и не понадобилось.

Джек выскользнул, выпал из великаньего кулака – и, перекувырнувшись через голову, приземлился на пол уже на четыре лапы, а потом драпанул изо всех сил. Поперёк прохода выскочила белая козочка с колокольцами на рогах – и когда успела перекинуться обратно – и, стукнув копытом, высекла целый сноп искр.

К счастью, фейерверков Джек никогда не боялся.

Он прыгнул насквозь, прямо к Аве – и вцепился ей в шею. В пасть хлынула сладкая, горячая кровь. На миг из глубины души поднялось что-то тёмное, страшное; легко представилось вдруг, как он вырастает вдвое, нет, втрое, впятеро, и легко перекусывает Аве шею…

Стало жутко.

«Это не я, – подумал Джек. – Это не мои мысли, нет, не может быть».

Ава завалилась на бок, засучила копытцами, жалобно заблеяв, а он понёсся дальше, дальше, ориентируясь не на воспоминания даже, а на потоки воздуха, на звук капающей воды – туда, где свежее, где чище. Прошлёпал по мелководью, вскарабкался на скользкий камень, буквально ввинтился в узкий лаз – и пополз, пополз к запаху леса и холодной октябрьской ночи.

Где-то вдали ревел не то от боли, не то от обиды великан.

За Аву, оставшуюся в пещерах, было страшно.

…Из лаза Джек вывалился на склон, перевернулся через голову, съехал вниз на несколько метров, барахтаясь, и упёрся темечком в камень. Грудь ходила ходуном; сердце колотилось как бешеное; в голове блуждали отдельные образы, рваные, похожие на сон, и ни одной законченной мысли. Отлежавшись немного, он медленно поднялся – на две ноги, обычные человеческие ноги, потом кувырнулся вперёд и встал на четыре лисьи лапы.

Кувырнулся – и лёжа уставился на собственные ладони.

Человеческие.

– А, – произнёс он, смутно вспоминая, что Ава что-то говорила про ритуалы; вероятно, у каждого «ритуал» был свой, и у него вот такой дурацкий. – Вот так это и работает.

Внутри образовалась странная пустота, словно там, в пещере великана, он оставил что-то важное; во рту был слабый привкус крови, сперва почудилось, что Авы, но потом Джек языком нащупал у себя ранку на губе.

Он полежал ещё немного, а затем стал спускаться к лесу. Великан пока его не преследовал, но это не значило, что он не отправится в погоню позднее. Возвращаться в Захолмье тоже не хотелось…

Оставалось идти вперёд.

Глава 7. ДОГОВОР

Лес тянулся без конца и края, но Джеку некуда было спешить.

Огромные древние деревья с жёсткими коричневыми листьями, похожими на растопыренную пятерню, остались позади; начался ельник, густой, тёмный, с толстым ковром из хвои, пружинящим под ногами. Там пахло смолой, сыростью, грибами и вездесущим белесоватым мхом, неряшливыми клоками свисающим с толстых веток и устилающим стенки оврагов. Холодных, чистых ключей на пути хватало, а вот с едой было туго. Чаще всего попадались заросли ежевики, до того колючие, что залезать поглубже за сладкими ягодами Джек опасался, довольствуясь теми, что росли с краю; несколько раз встретились яблони, усыпанные мелкими, но ароматными розово-жёлтыми плодами, а однажды – тёрн, пока ещё не прихваченный морозцем и потому несъедобный… Но взрослому и весьма рослому мужчине этого было, конечно, мало. В глубоком ручье, протекающем по дну впадины, удалось поймать рыбину и запечь её на костре; когда ельник плавно перешёл в дубраву, то живности в округе прибавилось, и Джек загнал зайца – а потом так же и съел его на месте, оставаясь в лисьем обличье, потому что свежевать и потрошить добычу не умел.